История нижегородского предпринимателя Дмитрия Зотикова, организовавшего сначала взрослую, а потом – детскую школу плотников, показывает: хорошая идея зачастую лежит на поверхности, а конец одного бизнеса – начало другого. О том, как русская рубка уступила место на рынке псевдорусской, почему производство срубов – чувствительный бизнес, а урок труда – плохой формат для работы с детьми, Дмитрий Зотиков рассказал Biz360.
Дмитрий Зотиков, 55 лет, нижегородский предприниматель. Владелец и директор компании «Тайга», основатель школы плотников «Тайга», сооснователь центра детского творчества «Пристань авантюристов». Родился в г. Онега Архангельской области. Окончил Ленинградский электротехнический институт им. Ленина, факультет электронной техники. Автор книги «Рубленый бизнес». Женат.
Я учился в Ленинграде, ездил по шабашкам, строил дома и дороги. Потом ушел в бизнес – торговал мебелью, ваучерами, аналитическими отчетами (мы собирали для рекламных агентств и прессы данные по рекламе в печати в Москве). Кризис 1998 года ударил по СМИ и рекламному рынку, вписав новую строчку в мою трудовую биографию. Знакомые сообщили, что в Нижегородской области пустует пост директора леспромхоза. Лес был для меня понятной сущностью - в юности я работал на лесозаготовках. Директору вменялось поставить производство на коммерческие рельсы. Я согласился и уехал из Москвы. Два года отработал в леспромхозе, а потом открыл свою компанию «Крона». Мы покупали лес, пилили его и продавали брусом, доской, вагонкой и т.п.
Проект первой школы плотников зародился в конце 2005 года - во время моих переговоров с норвежскими коммерсантами о поставке в страну фьордов деревянных домов, срубленных из лафета по норвежской технологии. Сразу же встал вопрос обучения наших работников норвежской рубке и мне пообещали прислать инструктора.
Скоро к нам в Сокольское (поселок на Горьковском водохранилище в Нижегородской области) приехал мастер из Лиллехаммера Джордж Фюллер. А 25 января 2006 года школа плотников была официально открыта в Сокольском на базе компании «Тайга». Как к отдельному бизнесу я к ней не относился - думал: будем здесь готовить кадры для своего производства.
«Тайга» тоже выпускала пиломатериалы. К тому времени «Крону» я выгодно продал, а «Тайгу», напротив, выгодно купил у собственников. Дела в компании шли неплохо, но давила конкуренция. Да и к тому же отправлять лес из Нижнего в Москву и ждать – заплатят или нет - надоело. Нужен был свежий воздух. И тут подвернулись норвежцы.
Скандинавы появились в моей жизни с легкой руки бывшего военно-морского врача Игоря Курочкина, женившегося на норвежке и перебравшегося на родину викингов. Поработав грузчиком на цветочной фабрике и переводчиком в полиции, он решил заняться бизнесом - строить в России деревянные яхты и дома из лафета, а потом продавать их скандинавам. (Забегая вперед, скажу: производство яхт у Курочкина просуществовало до 2006 года, домов – до 2008-го).
В 2005 году Курочкин появился в моем кабинете с предложением продать ему 10 кубов обрезной доски. Между делом выяснилось, что у него заключен контракт с норвежской фирмой на строительство нескольких рубленых гостиниц в городке Хемседал, и что он один такой контракт не потянет. Естественно, я вызвался в партнеры и уже через полгода первые фуры пошли из Сокольского в сторону Осло, а я изучал на местности строение правильной хютты - так в Норвегии называют традиционный рубленый дом из лафета. Интерес к деревянному зодчеству у викингов проснулся не просто так: в стране действует программа по наращиванию туристического потока, в ход идут и фьорды, и хютты.
Скандинавы были согласны обучить моих работников и дать технологии строительства. Но в обмен требовали построить крытую площадку, работать только с ними в течение пяти лет и по фиксированной цене 60 долларов за квадратный метр стены сруба. За час до их отбытия мне удалось выторговать пункт, по которому я мог работать на свободном рынке по рыночным ценам в случае, если они не обеспечат полную загрузку предприятия.
На тот момент в компании «Тайга» работало около 20 человек, все были брошены на производство рубленых домов. Учить будущих плотников норвежской рубке приехал Джордж Фюллер, урожденный англичанин, влюбленный в Норвегию. Летом он учит желающих плотницкому делу, а зимой – выживанию в дикой природе. Именно Фюллер первый произнес словосочетание «школа плотников» - мне понравилось как это звучит.
Для норвежской рубки нужны были специальные норвежские топоры – тяжелые, для острожки. Взять их было неоткуда, и мы свои первые топоры покупали на Канавинском рынке Нижнего Новгорода у рубщиков мяса. А затем переделывали их «а-ля norge».
Плотников в России мало. А уж профессиональных, знающих все виды рубок, и вовсе единицы. Рынок испорчен непрофессионалами. В результате и дома строятся в большинстве своем некачественные. Да и вообще рубленых домов строят явно не более 3% от общего количества.
Сокольский район - это южный край тайги. Здесь растет (хотя и нещадно вырубается) сосна, ель и лиственница. На яхты этот лес не очень годится – по сравнению с красноярской древесиной многовато сучков, маловато стройности. Зато для строительства домов - самое то. Конечно, срубы в Нижегородской области ставили и до нас – это называлось «русской рубкой», хотя на самом деле ей не являлось.
Традиционная русская рубка делается только топором, это сложно, долго и дорого. Пилой и рубанком – гораздо быстрее. Однако, сруб, сделанный топором, более долговечен. Топор сохраняет древесину, а пила портит. Дом, «срубленный» пилой, надо несколько раз обрабатывать антисептиком. А топор сам закрывает поры.
У норвежской и канадской рубки есть свои преимущества перед русской - меньше идет усадка дома, и, что особенно важно, не видно утеплитель (в русской избе это, как правило, мох). Канадская рубка обычно делается из круглого бревна, «норвежка» – из лафета, с ней можно делать проект высокой точности.
Есть и другие нюансы. Но главное – под русской рубкой можно встретить все, что угодно - в России нет общепринятых стандартов качества для рубленых домов. В Норвегии и Канаде они есть, причем жестко контролируются сообществом. Поскольку мы выходили на рынок с зарубежными видами рубок, то взяли за основу западные стандарты.
Русская и норвежская рубка - это как «ВАЗ» и «Мерседес». «ВАЗ» хуже ездит и не так красив, зато его относительно просто отремонтировать. В русском срубе можно исправить любую ошибку, в «канадке» и «норвежке» это всегда большая проблема.
От бани до церкви
Основной бизнес компании «Тайга» был связан с производством срубов, преимущественно - по норвежскому типу. За все время мы продали всего пять домов по русской рубке. Зато много бань и три церкви, включая последнюю – в Ханты-Мансийске.
За девять лет работы мы поставили более 20 срубов норвежцам, примерно столько же – чехам, два отправили в Германию, один – во Францию. Для российских заказчиков сделали полторы сотни домов. Бани и беседки я не считал - много. Кроме того, «Тайга» срубила шесть деревянных церквей и одну часовню, причем первую церковь я поставил бесплатно, а остальные кормили нас во время кризиса 2008 года.
Дом, баня и церковь – срубы разного порядка. Баня делается две недели, дом - три месяца, деревянная церковь может строиться больше года. Но и стоят они по-разному: за баню 3х5 канадской рубки вам заплатят 500 тысяч рублей, за сруб дома на 200 «квадратов» – в среднем 2 миллиона. Самая большая церковь нам принесла 5 миллионов.
Экономика производства была довольно проста. Поступал заказ, мы брали аванс - 30%, покупали на него материал. В себестоимости сруба треть приходится на лес, треть – на работу, остальное – налоги, инструмент, накладные. Рентабельность бизнеса - в районе 25%. Обычно на строительстве дома занята одна бригада из 5-6 человек. Церковь могут рубить три бригады сразу. «Норвежка» и «канадка» в полтора раза дороже псевдорусской рубки.
Когда я начинал переговоры с норвежцами, многие знакомые считали долгом предупредить: «Не найдешь ты в глубинке работников. Водка и разгильдяйство угробят любой бизнес». Это оказалось неправдой, хотя кадровую проблему решить до конца так и не удалось.
Дело в менталитете русского человека. «Не моё же», - думает он, залезая грязными ногами на сруб перед отправкой заказчику.
Так что успех предприятия во многом зависит от того, насколько хорош бригадир, а при строительстве дома – еще и начальник производства, главный инженер проекта.
Школа плотников «Тайга» была придумана как площадка для подготовки кадров для собственного производства. Кроме того, это был имиджевый проект, работавший на узнаваемость бренда. Других подобных школ в стране мы не нашли, так что представлялись единственной.
Тем временем про нашу школу начали узнавать люди и компании со стороны – пошли звонки с просьбой пройти обучение. Поначалу я просто определял новичков в рабочие бригады подмастерьями, где они и набирались опыта.
В какой-то момент мой знакомый сказал: «Срубы все делают, а школы плотников ни у кого нет – вот на чем надо делать бизнес». Я подумал: а ведь и правда.
У наших инструкторов приезжали учиться люди со всей страны - от Сахалина до Мурманска, среди стажеров были прибалты, украинцы, белорусы. Не сказать, что поток был слишком бурным, но он был. В среднем, учебная группа состояла из 5-8 человек, максимально обучалось 16. Курс длился месяц, у меня была договоренность с общежитиями. У школы была отдельная площадка, где ученики занимались с инструктором. 90% практики, 10 – теории. За этот месяц группа делала баню или беседку, на их продаже мы отбивали затраты на материал для обучения.
Жизнь показала, что лучше всего учить физически крепких молодых людей, женатых, с высокой мотивацией к строительству собственного жилья. Вовсе не обязательно, чтобы человек раньше умел владеть топором. Иногда это даже мешает.
Прибыль от школы была небольшая. Ученики платили за обучение 55 тысяч рублей, в эту сумму входили затраты на проживание и материалы. Типичными нашими клиентами были директора, желающие обучить персонал. За время работы школы мы выучили немало конкурентов собственному производству.
У «Тайги» был свой сайт. Соцсетями я начал заниматься только во время кризиса 2008 года и тогда только понял: надо было уходить в соцсети раньше. Это на сегодня самый действующий канал, причем в моем случае «Фейсбук» работает эффективнее, чем «Вконтакте».
Бум спроса на срубы пришелся на 2006-2008 годы. Я только и делал, что строил и учил плотников. Но этот бизнес имеет специфическое свойство: когда в экономике появляются признаки кризиса, заказы пропадают быстро и все сразу. Сколько продлится «межвременье», никто не знает. В такие моменты приходится придумывать новые форматы.
Когда начал набирать обороты мировой кризис 2008 года, норвежцы свернули сотрудничество. Зато у нас появилась программа по строительству церквей. А в 2009 году я продал четыре франшизы по срубам - 100 тысяч руб. за кураторские услуги. Хотел войти в программу «Доступное жилье» – но оказалось, в ней вообще нет деревянных домов.
Тогда мы восстановились за полгода. Но кризис 2014-2015 годов – абсолютно другой природы: затяжной, непонятный. Есть ощущение, что на нашем рынке выживут только компании, которые полностью ушли в «тень».
Когда рубль стал падать, мы обрадовались – решили, что открываются широкие ворота в Европу. Но вышло наоборот: зарубежные заказы перестали поступать совсем. Я думаю, сработал политический момент. Что касается российского покупателя, то он в кризисные моменты предпочитает переводить накопления в валюту и придерживать крупные покупки до падения цен.
На сегодняшний день деревянное домостроение не конкурентноспособно на строительном рынке, поэтому занимает очень узкую нишу. И будет занимать, потому что деревянный дом становится домом для богатых. Стоимость сруба составляет не больше 30% стоимости дома, остальное - фундамент, крыша, монтаж, столярка, отделка. Так что если сруб стоит два миллиона, то дом - семь.
От той, первой школы сегодня осталась малая часть. Мы продаем видеокурсы, проекты, пособия, плотницкий инструмент. Даем консультации по строительству деревянных домов. Предлагаем выездное обучение.
Еще до закрытия производства срубов мы решили построить копию плота «Кон-Тики», на котором путешествовал знаменитый Тур Хейердал. Кинули кличь в соцсетях: кто желает участвовать – приезжайте. Собралась команда волонтеров из Нижнего и Москвы, не все из них когда-либо держали в руках топор. В общем, это был PR-проект, выросший в некую социальную акцию.
Плот спустили на воду весной 2015 года. Фрагмент его «доплыл» на КамАЗе до Нижнего, после чего вместе с парусником и парой лодок оказался на Нижегородской ярмарке. Здесь мы придумали основать «Пристань авантюристов» - многоцелевую площадку, где можно было бы проводить мастер-классы, занятия и игры для детей. Я думал, что само появление в городской среде лодок с парусами вызовет эффект бомбы. Оказалось, оформление площадки не имеет особого значения. Другое дело – наполнение.
Главным моим партнером в «Пристани» стала жена. Как детский психолог она успела поработать на многих творческих площадках и давно мечтала о собственном пространстве. Я же собирался внутри него открыть детскую школу плотников.
Из разговоров со знакомыми предпринимателями следовало: единственная отрасль, в которой можно сегодня делать спокойный бизнес – это детские проекты с необременительным для родителя чеком. Родители в последнюю очередь экономят на детях.
Лучше всего здесь показали себя крупные торговые центры - тепло, светло, интеллигентно. Идеально, если ТЦ находится в молодом микрорайоне. Слава кризису – арендные ставки на этом рынке стали доступны малому бизнесу. Мы, в частности причалили в ТЦ «Ганза», где уже обосновалась гончарная мастерская для детей и неформальный подростковый клуб.
Детский проект очень комфортно себя чувствует в «логове гламура». Это нормально: люди в торговых центрах сегодня отдыхают семьями.
Школа плотников работает по выходным, в будни на «Пристани» идут другие занятия: сценарное мастерство, актерское, музыка, рисование, танцы, папье-маше и пр. Но плотники – самые популярные, они занимают все выходные.
Сложность работы такого центра - заполнить будни. Здесь помимо обычных занятий нужны новые форматы. Например, хорошо пошли дни рождения в формате квеста, где дети решают разные головоломки, а параллельно мы им даем попилить-построгать.
За пять месяцев существования «Пристани» мы вышли в ноль. Прибыль пока совсем небольшая, но потенциал очевиден – особенно с точки зрения тиражирования бизнеса.
Весь это проект – работа над ошибками. Мы не понимали формата, заезжая на ярмарку. Я не понимал аудитории, когда предложил детям на первом занятии школы плотников построить настоящую лодку. Наконец, я думал, не составит труда найти в миллионном городе преподавателей.
Оказалось, что детям, особенно маленьким, важно сразу же увидеть результат своего труда. Если ребенок с собой ничего не забрал, ему нечего показать родителям, он уходит расстроенный. Максимум - два занятия на изделие, иначе у ребенка пропадает интерес.
Это очень прозрачный, эмоциональный бизнес. Если ребенку неинтересно, родитель не понесет второй раз деньги. Поэтому мы отказались от строительства лодки в пользу маленьких поделок – кулончиков, самолетиков. И поэтому мы поменяли уже не одного преподавателя. Квалификация без харизмы не продается.
Я до сих пор не могу найти себе дублера в школу плотников. Как-то пробовался настоящий учитель труда – я выдержал минут двадцать: он все это время читал технику безопасности.
Кстати, про безопасность. Некоторые охают: вы даете ребенку ножовку? даете молоток? Даем - под присмотром, естественно. Да, может и по пальцу ударить. А как ему научиться? Электроинструмент мы не используем. Самое опасное – ножовка, маленькие дети пилят вместе со взрослыми.
У родителей есть возможность оставить ребенка и уйти за покупками, но я это не приветствую. Идеально, когда папа строгает вместе с ребенком. На первых занятиях папы, кстати, стремились сбежать, а сейчас остаются с удовольствием. Негде им дома этим заниматься и некогда.
В школе плотников 36 мест: три группы по субботам и три - по воскресениям. Половина групп – «малышковые», от 4 до 6 лет, другая половина - для ребят от 7 до 14 лет. Изначально я не хотел брать дошкольников, не верил, что это вызовет интерес. Оказалось, спрос есть, и большой. Это специфический «контингент» - дети маленькие, подвижные. С каждым малышом сидит родитель. Бывает, что родитель увлеченно работает, а ребенок уже убежал.
Самый сложный возраст для обучения – дети старше двенадцати. Переходный возраст. Подросткам все пофиг.
Первое занятие в школе плотников стоит 350 рублей, второе и последующие – 400, по абонементу – 350. Малыши занимаются 50 минут, школьники – 1 час 15 минут.
У школы плотников в Нижнем нет очевидных конкурентов – почему-то никто не хочет знакомить детей с рабочими профессиями. Косвенно мы конкурируем разве что с кружками моделистов, которые работают по принципу: целый год делаем модель кораблика.
Конечно, в этом бизнесе есть сезонный фактор. Летом дети разъедутся. Поэтому я уже сейчас договариваюсь о сотрудничестве с городскими детскими лагерями. Что это будет за сотрудничество – пока не знаю. Может, мастер-классы. А может, и что-то другое.
Продвижение школы плотников, да и всей «Пристани» сосредоточено в соцсетях - группы наполняют все, кто работает с детьми. Школой интересуются журналисты. Про нас сняли сюжет финские телевизионщики – программу ведет актёр Вилле Хаапасало.
Сегодня перед нами стоит две основных задачи. Первая – заполнить будни. Вторая – запустить франшизу. Очевидно, что потенциал у проекта есть, формат востребован. Такое пространство можно сделать в любом торговом центре любого города. На данный момент есть интерес из Калининграда. Я в эту затею очень верю.
Как заработать на кулинарных традициях старой Руси.
Как запустить производство пирожков по бабушкиным рецептам.
Как заработать на производстве харизматичной кухонной утвари.
